«Жить — не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать — и всем мое почтение».

На вопрос: «Как жить?» — преподобный Амвросий отвечал иногда несколько иначе:

«Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда наше дело будет верно, а иначе выйдет скверно».

Или так: «Жить можно и в миру, только не на юру, а жить тихо».

«Мы должны, — еще говорил старец, — жить на земле так, как колесо вертится, — чуть только одной точкой касается зем­ли, а остальными непременно стремится вверх; а мы как заля­жем на землю, так и встать не можем».

О смирении. «Чтобы жить в монастыре, надо терпения не воз, а целый обоз».

И еще: «Чтобы быть монахиней, надо быть либо железной, либо золотой». Батюшка пояснял это так: «Железной — значит иметь большое терпение, а золотой — большое смирение».

«Если кто тебя обидит, не рассказывай никому, кроме стар­ца, и будешь мирна. Кланяйся всем, не обращая внимания, отвечают ли тебе на поклон или нет. Смиряться нужно пред всеми и считать себя хуже всех. Если мы не совершили пре­ступлений, какие совершили другие, то это может быть потому, что не имели к тому случая,— обстановка и обстоятельства были другие. Во всяком человеке есть что-нибудь хорошее и доброе; мы же обыкновенно видим в людях только пороки, а хорошего ничего не видим».                                                                                    

Сказал старец однажды на общем благословении: «Бог посе­щает Своею милостию только смиренных». После этого, не­много помолчав, вдруг прибавил: «Будите готови, не весте бо ни дне ни часа...» Чрез несколько минут, тут же, на общем благословении, известили батюшку о кончине одного скитско­го послушника (Алексея Кронштадтского).

 О том, что без смирения невозможно спастись, старец рас­сказывал пример: «Одна госпожа видела во сне Господа Иисуса Христа и пред Ним толпу народа. На Его зов первой подошла к Нему девушка-крестьянка, а потом мужик в лаптях и еще, всё люди крестьянского сословия. Госпожа подумала, что и ее за доброту и вообще за все ее добродетели Он также возьмет. Ка­ково же было ее удивление, когда она увидела, что Господь перестал уже и звать! Она решилась было сама напомнить о себе Господу, но Он совсем отвратился от нее. Тогда она упала на землю и начала смиренно сознаваться, что действительно хуже всех и недостойна быть в Царствии Небесном».

Батюшка затем прибавил: «А вот такие-то и годятся, таких-то там и надо».

На слова одной, стоявшей около старца: «Гордость мешает во всем», он ответил: «А ты закутайся в смирение, тогда, если и небо к земле прильнет, не страшно будет».

Очень многим и гордиться-то вовсе нечем. По этому поводу старец передавал такой рассказ: «Одна исповедница говорила духовнику, что она горда. «Чем же ты гордишься? — спросил он ее. — Ты, верно, знатна?» — «Нет», — ответила она. «Ну, талантлива?» — «Нет».— «Так, стало быть, богата?» — «Нет». — «Гм! В таком случае можешь гордиться», — сказал напоследок духовник».

 На вопрос, как это праведники, зная, что они хорошо жи­вут, по заповедям Божиим, не возносятся своей праведностью, старец ответил: «Они не знают, каков ожидает их конец. Пото­му, — прибавлял он, — спасение наше должно содеваться меж­ду страхом и надеждою. Никому ни в каком случае не должно предаваться отчаянию, но не следует и надеяться чрезмерно».

Вопрос: можно ли желать совершенствования в жизни духов­ной?

Ответ старца: «Не только можно желать, но и должно старать­ся совершенствоваться в смирении, то есть в том, чтобы считать себя в чувстве сердца хуже и ниже всех людей и всякой твари».

Человеку-грешнику естественно и необходимо смиряться. Если же он не смирится, то смирят его обстоятельства, промыслительно устремляемые к его душевной пользе. В счастье он обыкновенно забывается и все приписывает себе, своей безсильной силе и мнимой власти, но, лишь посетит его какое-либо несчастье, просит пощады даже и у воображаемого врага. Истину эту старец выражал притчею:

«Человек, как жук. Когда теплый день и играет солнце, ле­тит он, гордится собой и жужжит: «Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!» А как солнце скроется, дохнет холодом и загуляет ветер — забудет жук свою удаль, прижмется к листку и только пищит: «Не спихни!»        

Или еще рассказывал старец, как иногда нечаянно обстоя­тельства смиряют человека:

«Раз кто-то устроил у себя обед и разослал своих слуг при­глашать гостей. Один из приглашаемых и спрашивает прислан­ного к нему неаккуратного слугу: «Неужели у твоего господина получше тебя никого не нашлось послать ко мне?» На это посланный отвечал: «Хороших-то по хорошим разослали, а меня послали к вашей милости».

Говорил и еще старец Амвросий в назидание своим ученицам о смирении:   

«Пришел было к настоятелю отцу архимандриту Моисею один посетитель, но, не застав его дома, отправился к его родному брату, отцу игумену Амвросию. Среди разговора гость и спро­сил отца игумена: «Скажите, батюшка, какого вы держитесь правила?» Отец Антоний отвечал: «Много было у меня правил, жил я в пустыни и по монастырям, и все разные были правила, а теперь осталось одно мытарево: Боже, милостив буди мне греш­ному!»

При этом батюшка еще рассказал, как одна из духовных чад все хотела странствовать туда и сюда — и в Киев, и в Задонск, а старец один и говорит ей: все это тебе не на пользу, а сиди-ко лучше дома и твори мытареву молитву.

«Лишь только смирится человек, — говаривал старец, — как тотчас же смирение поставляет его в преддверии Царства Не­бесного», которое, прибавим к сему апостольские слова, несть... брашно и питие, но правда и мир и радость о Дусе Святе (Рим. 14,17).

«Царствие Божие, — говорил еще старец, — не в словах, а в силе: нужно меньше толковать, больше молчать, никого не осуж­дать, и всем мое почтение».

О терпении. «Когда тебе досаждают, никогда не спрашивай — зачем и почему. В Писании этого нигде нет. Там, напротив, сказано: если кто ударит тебя в десную ланиту, обрати ему и другую. В десную ланиту на самом деле ударить неудобно, а это разуметь нужно так: если кто будет на тебя клеветать или безвинно чем-нибудь досаждать — это будет означать ударение в десную ланиту. Не ропщи, а перенеси удар этот терпеливо, подставив при сем левую ланиту, то есть вспомнив свои непра­вые дела. И если, может быть, ты теперь невинен, то прежде много грешил и тем убедишься, что достоин наказания».

«Батюшка! Научите меня терпению», — сказала одна сестра.

«Учись, — ответил старец, — и начинай с терпения находя­щих и встречающихся неприятностей».

«Не могу понять, как можно не возмущаться обидами и не­справедливостями», — сказала батюшке Амвросию другая сестра.

Ответ старца: «Будь сама справедлива и не обижай никого».

Если кто-либо из братии, по малодушию и нетерпеливости, скорбел о том, что его не скоро представляют к мантии или к иеродиаконству и иеромонашеству, старец имел обыкновение так говорить в назидание:

«Это, брат, все придет в свое время, все дадут; добрых дел никто не даст».

О монашеском послушании.                               

 «Отчего это, батюшка, — спросила одна особа, — игуменье дано право распоряжаться монахинями как крепостными?»

Старец ответил: «Более, чем крепостными. Крепостные могли хоть за глаза поворчать на своих господ и побранить их, а у мо­нахинь и это право отнято: монахиня сама добровольно отдает себя в крепостное право».

О раздражительности.

«Никто не должен оправдывать свою раздражительность ка­кою-нибудь болезнью, это происходит от гордости. А гнев бо мужа, по слову святого апостола Иакова, правды Божия не соделовает (Иак. 1, 20). Чтобы не предаваться раздражительнос­ти и гневу, не должно торопиться».

Беседуя о зависти и памятозлобии, старец сказал:

«Нужно заставлять себя, хотя и против воли, делать какое-нибудь добро врагам своим; а главное — не мстить им и быть осторожным, чтобы как-нибудь не обидеть их видом презрения и уничижения».

Одна особа спросила: «Мне непонятно, батюшка, как это вы не только не гневаетесь на тех, кто об вас нехорошо говорит, но и продолжаете любить их».

Старец много этому смеялся и сказал:

«У тебя был маленький сын; сердилась ли ты на него, если он что не так делал и говорил? Не старалась ли, напротив, как-нибудь покрывать его недостатки?»   
  О любви.

«Любовь, — говорил старец словами апостола, — все про­щает, долго терпит, не осуждает, ничего чужого не желает, не завидует».

«Любовь покрывает все. И если кто делает ближним добро по влечению сердца, а не движимый только долгом, то таковому дьявол мешать не может; а где только по долгу, там он все-таки старается помешать тем или другим».

«Трудящемуся Бог посылает милость, а любящему утеше­ние».

«Любовь, конечно, выше всего. Если ты находишь, что в тебе нет любви, а желаешь ее иметь, то делай дела любви, хотя сначала без любви. Господь увидит твое желание и старанье и вложит в сердце твое любовь. А главное, когда заметишь, что погрешила против любви, сейчас же исповедуй это старцу. Это может быть иногда от дурного сердца, а иногда и от врага. Сама ты не можешь этого разобрать, а когда исповедуешь, враг и отойдет».                                                               

«Кто имеет дурное сердце, не должен отчаиваться, потому что с помощью Божией человек может исправить свое сердце. Нужно только внимательно следить за собою и не упускать слу­чая быть полезным ближним, часто открываться старцу и тво­рить посильную милостыню. Этого, конечно, нельзя сделать вдруг, но Господь долго терпит. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность или же когда не видит никакой надежды на его исправление». «Если будешь принимать людей Бога ради, то, поверь, все будут к тебе хороши».

«Чтобы человеку исправить себя, не надо вдруг налегать, а как тянут барку: тяни-тяни-тяни, отдай-отдай! Не все вдруг, а понемногу. Знаешь рожон на корабле? Это такой шест, к кото­рому привязаны все веревки корабля; и если тянуть за него, то потихоньку и все тянется; а если взять сразу, то все испортишь от потрясения».

«Безстрастными ведь не сейчас можно сделаться, а всякий раз, чувствуя свою греховность, говори: Господи, прости мне! Господь Один силен вложить в сердце человека любовь».

О милостыни старец Амвросий говорил: «Святой Димитрий Ростовский пишет: если приедет к тебе человек на коне и будет у тебя просить, подай ему. Как он употребит твою милостыню, ты за это не отвечаешь».

Еще: «Святой Иоанн Златоуст говорит: начни отдавать не­имущим что тебе не нужно, что у тебя валяется, потом будешь в состоянии давать больше и даже с лишением себя и, наконец, уже готов будешь отдать все, что имеешь».

На вопрос, как понимать слова Писания: будьте мудры, как змии, старец ответил: «Змея, когда нужно ей переменить ста­рую свою кожу на новую, проходит через очень тесное, узкое место, и таким образом ей удобно бывает оставить свою прежнюю кожу; так и человек, желая совлечь свою ветхость, должен идти узким путем исполнения евангельских заповедей. При всяком нападении змея старается оберегать свою голову. Чело­век должен более всего беречь свою веру. Пока вера сохранена, можно еще все исправить».

«Я говорила как-то батюшке, — пишет его духовная дочь, — об одной семье, что мне всех их очень жаль — они ни во что не верят: ни в Бога, ни в будущую жизнь; жаль именно потому, что они, может быть, и не виноваты в этом сами — их воспитывали в таком неверии или были другие какие причины». Батюшка закачал головой и так гневно сказал: «Безбожникам нет оправ­дания. Ведь всем, всем решительно, и язычникам, проповедует­ся Евангелие, наконец, по природе всем нам от рождения вло­жено чувство познания Бога, стало быть, сами виноваты. Ты спрашиваешь, можно ли за таких молиться. Конечно, молиться за всех можно».— «Батюшка! — говорила я вслед за тем, — ведь не может ощущать в будущей жизни полного блаженства тот, которого близкие родные будут мучиться в аду?» А батюшка на это сказал: «Нет, там этого чувства уже не будет — про всех тогда забудешь. Это все равно как на экзамене. Когда идешь на экза­мен, еще страшно и толпятся разнородные мысли, а пришла, взяла билет (по которому отвечать) — про все забыла».

Пришел к старцу какой-то господин, не верующий в суще­ствование бесов. Батюшка рассказал ему следующее: «Приехал один барин в деревню в гости к своим знакомым и выбрал сам себе комнату для ночлега. Ему говорят: не ложитесь тут — в этой комнате неблагополучно. Но он не поверил и только посмеялся над этим. Лег, но вдруг слышит ночью, что кто-то дует ему прямо в лысину. Он укрылся с головой одеялом. Тогда этот кто-то перешел к его ногам и сел на постель. Гость испугался и со всех ног бросился бежать оттуда, уверившись собственным опытом в существовании темной силы». Но и после сего рассказа господин сказал: «Воля ваша, батюшка, я даже не понимаю, что это за бесы». На это старец ответил: «Ведь и математику не все понимают, однако она существует». И еще прибавил: «Как же бесы не существуют, когда знаем из Евангелия, что Сам Господь велел бесам войти в стадо свиней?» Госпо­дин возразил: «Но ведь это иносказательно?» — «Стало быть, - продолжал убеждать старец, — и свиньи иносказательны, и сви­ней не существует. Но если существуют свиньи, значит, существуют и бесы».

Некоторые, говорил еще старец, отрекались от веры в Бога из подражания другим и по ложному стыду. И вот случай: «...один так-то не верил в Бога. А когда во время войны на Кавказе пришлось ему драться, он в самый разгар сражения, когда ле­тели мимо него пули, пригнулся, обнял свою лошадь и все время читал: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» А потом, ког­да, вспоминая об этом, товарищи смеялись над ним, он отрек­ся от своих слов». Затем батюшка прибавил: «Да, лицемерие хуже неверия».

О лености и унынии.                   

«Скука унынию внука и лени дочь. Чтобы отогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет. А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь».                                                                 

«Когда найдет хандра, не забудь укорять себя; вспомни, сколь­ко ты виновата пред Господом и перед собою и сознай, что ты недостойна ничего лучшего, и ты тотчас почувствуешь облегче­ние. Сказано: многи скорби праведным, и многи раны греш­ным. Такова жизнь наша здесь — всё скорби и скорби, а ими-то и достигается Царствие Небесное. Когда будешь непокойна, повторяй чаще: взыщи мира и пожени их».

О нечувствии и безстрашии. По поводу внезапной смерти С. батюшка сказал: «Вот смерть-то не за горами, а за плечами, а нам хоть кол на голове теши».                                     

Еще говорил: «Если на одном конце деревни будут вешать, на другом конце не перестанут грешить, говоря: до нас еще не скоро дойдут».

О покаянии.

Чтобы дать надлежащее понятие о силе и важности покая­ния, старец раздавал брошюру «О покаянии» преподобного Марка Подвижника. Между прочим говорил: «Какое ныне на­стало время! Бывало, если кто искренно раскается в грехах, то уже и переменяет свою греховную жизнь на добрую; а теперь часто бывает так: человек и расскажет на исповеди все свои грехи, и в подробности, но затем опять за свое принимается».

Передавал еще старец назидательный рассказ: «Сидел бес в образе человека и болтал ногами. Видевший это духовными очами спросил его: «Что же ты ничего не делаешь?». Бес отве­чал: «Да мне ничего не остается делать, как только ногами бол­тать, — люди все делают лучше меня».

О силе покаяния рассказывал следующее: «Один все грешил и каялся, и так всю жизнь. Наконец покаялся и умер. Злой дух пришел за его душой и говорит: «Он мой». Господь же говорит: «Нет, он каялся». — «Да ведь хоть каялся, и опять согрешал», — продолжал дьявол. Тогда Господь ему сказал: «Если ты, будучи зол, принимал его опять к себе после того, как он Мне каялся, то как же Мне не принять его после того, как он, согрешив, опять обращался ко Мне с покаянием? Ты забываешь, что ты зол, а Я благ».      

«Самооправдание, — говорил старец, — большой грех. Сказано в Писании: Егда прииму время, Аз правоты возсужду (Пс.74, 3).  

«Грехи, как грецкие орехи, — скорлупу расколешь, а зерно выковырять трудно».

Три степени для спасения. Сказано у святителя Иоанна Златоустого: а) не грешить; б) согрешивши, каяться; в) кто плохо кается, тому терпеть находящие скорби».

«Бывает так, — говорил батюшка, — что хотя грехи наши чрез покаяние и прощаются нам, но совесть все не перестает упрекать нас. Покойный старец отец Макарий для сравнения показывал иногда свой палец, который когда-то был порезан: боль давно прошла, а шрам остался. Так точно и после проще­ния грехов остаются шрамы, то есть упреки совести».

«Хотя Господь и прощает грехи кающимся, но всякий грех требует очистительного наказания.

Например, благоразумному разбойнику Сам Господь сказал: Днесь со Мною будеиш в раи; а между тем после этих слов перебили ему голени. А каково было еще на одних руках, с перебитыми голеня­ми, повисеть на кресте часа три? Значит, ему нужно было страда­ние очистительное. Для грешников, которые умирают тотчас пос­ле покаяния, очищением служат молитвы Церкви и молящихся за них; а те, которые еще живы, сами должны очищаться исправлени­ем жизни и милостынею, покрывающею грехи».

«Креста для человека (то есть очистительных страданий, ду­шевных и телесных) Бог не творит. И как ни тяжек бывает у иного человека крест, который несет он в жизни, а все же дере­во, из которого он сделан, всегда вырастает на почве его серд­ца». Указывая себе на сердце, батюшка прибавлял: «Дерево при исходищах вод, бурлят там воды» (страсти).

В иное же время, прилагая к себе высказанную истину, го­ворил: «Вот я, например, всегда был болтуном, любил с людь­ми поговорить, поразвлечься; Господь и устроил так, что при­шлось мне всю жизнь свою толковать с народом. Теперь и рад бы помолчать, да не приходится».

«Когда человек, — говорил еще старец, — идет прямым пу­тем, для него и креста нет. Но когда отступит от него и начнет бросаться то в ту, то в другую сторону, вот тогда являются раз­ные обстоятельства, которые и толкают его опять на прямой путь. Эти толчки и составляют для человека крест. Они быва­ют, конечно, разные, кому какие нужны».

«Иди, куда поведут; смотри, что покажут, и все говори: да будет воля Твоя!»

«Бывает крест мысленный, смущают иногда человека гре­ховные помыслы; но человек не бывает в них виновен, если не соизволяет им».

Говорил старец пример: «Одна подвижница долгое время обуреваема была нечистыми помыслами. Когда же явившийся ей Господь отогнал их от нее, она воззвала к Нему: «Где Ты был доселе, о сладкий мой Иисусе?» — Господь ответил: «Был в тво­ем сердце». — Она же сказала: «Как же это могло быть? Ведь сердце мое было исполнено нечистых помыслов». И сказал ей Господь: «Потому разумей, что Я был в твоем сердце, что ты никакого расположения не имела к нечистым мыслям, а более старалась избавиться от них, но, не имея возможности, болезновала о сем и этим уготовила Мне место в сердце твоем».

«Иногда посылаются человеку страдания безвинно для того, чтобы он, по примеру Христа, страдал за других. Сам Спаситель прежде пострадал за людей. Апостолы Его также мучились за Церковь и за людей. Иметь совершенную любовь и значит страдать за ближних».  

Во всех же делах требуется человеку помощь Божия. Старец говорил: Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зижду­щий (Пс. 126, 1). Это значит: если Господь не благословит что, то напрасны будут труды, всуе будет бдеть стрегий и ничего не устережет; и напрасно человек тот будет рано вставать — не пойдут дела его без благословения Божия».

А потому требуется всегда и во всем просить помощи Божией, требуется усердная молитва.

«Отчего люди грешат? — задавал иногда старец вопрос, и сам же решал его: — Или оттого, что не знают, что должно делать и чего избегать, или если знают, то забывают, если же не забывают, то ленятся, унывают. Наоборот: так как люди очень ленивы к делам благочестия, то весьма часто забывают о своей главной обязанности — служить Богу; от лености же и забвения доходят до крайнего неразумия или неведения. Это три испо­лина — уныние, или леность, забвение и неведение,— от кото­рых связан весь род человеческий нерешимыми узами. А затем уже следует нерадение со всем сонмищем злых страстей. Пото­му мы и молимся Царице Небесной: «Пресвятая Владычице моя Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от мене, смиренного и окаянного раба Твоего, уныние, забвение, неразумие, нерадение и вся скверная, лукавая и хульная помышления», и прочее».

Многим заповедовал старец Амвросий, и письменно, и уст­но, молиться краткою молитвою Иисусовою: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Так, писал он к одной особе: «Бог да благословит оставить обычное правило и постоянно держаться молитвы Иисусовой, которая может успокаивать душу более, нежели совершение боль­шого келейного правила. Из прежних опытных старцев по имени Василий объяснял это так: держащийся большого келейного пра­вила, когда исполняет оное, подстрекаем бывает тщеславием и возношением; когда же почему-либо не может исполнить своего правила, то смущается. А держащийся постоянно молитвы Иису­совой одинаково пребывает в смиренном расположении духа, как бы ничего не делающий, и возноситься ему нечем».

На словах же старец прибавлял: «Да и чем в самом деле чело­веку тут возноситься? Оборванный, ощипанный, просит ми­лостыни: помилуй, помилуй! — а подастся ли милость, это еще кто знает».

Говорил еще старец: «Один брат спросил другого: кто тебя обучил молитве Иисусовой? А тот отвечает: бесы. «Да как же так?» — «Да так — они безпокоят меня помыслами греховными, а я все творил да творил молитву — так и привык».

«А когда тебя начнет копать (то есть когда во время молитвы станет безпокоить раздражительность на кого-либо), молись так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных!»

Один брат жаловался старцу, что во время молитвы множе­ство бывает разнообразных помыслов. Старец на это сказал: «Ехал мужик по базару, вокруг него толпа народа, говор, шум, а он все на свою лошадку: но-но! но-но! — так помаленьку, помаленьку и проехал весь базар. Так и ты, что бы ни говорили помыслы, все свое дело делай — молись!»

Для руководства к разумному молению молитвою Иисусо­вою старец раздавал брошюры под заглавием: «Толкование на «Господи, помилуй».

Дабы подвигнуть ленивых и унылых к упражнению в этой молитве, батюшка передавал следующий рассказ о силе имени Иисусова: «У одного боголюбца был обученный говорить скво­рец, который, постоянно слыша произносимую хозяином мо­литву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», — и сам навык ее повторять. Раз летом вылетел он в растворенное окно на улицу, а тут и налетел было на него яст­реб, но скворец, по привычке, в испуге проговорил Иисусову молитву, и тотчас ястреб отскочил от него. Так даже безсмысленно произносимая молитва послужила во спасение от угрожавшей беды».

Чтобы люди не оставались в безпечности и не возлагали всю свою надежду на постороннюю молитвенную помощь, старец повторял обычную народную поговорку: «Боже-то поможи, да и сам мужик не лежи».                         

И еще говорил: премудрость созда себе дом, а потом она ска­зала: кто мой и пейте вино, еже растворих вам, и просите разума ведения. А Т. сказала: «Батюшка! Чрез кого же нам просить, как не через вас?» Старец ответил: «И сама проси; ты вспомни: двадцать апостолов просили Спасителя за жену Хананеянку, но Он не услышал их, а сама стала просить — упросила».

Но так как молитва есть сильнейшее оружие против невиди­мого врага, то он и старается всячески отвлекать от нее челове­ка. Передавал старец такой рассказ: «На Афоне у одного мона­ха был скворец-говорун, которого монах очень любил, увлека­ясь его разговорами. Но вот странно — лишь только монах нач­нет исполнять свое молитвенное правило, скворец тут и разго­ворится и не дает молиться монаху. Раз на Светлый праздник Воскресения Христова монах подошел к клетке и говорит: «Скво­рушка, Христос воскресе!» А скворец отвечает: «Вот то-то и беда наша, что воскрес» — и тут же околел; а в келье монаха разлилось нестерпимое зловоние. Тогда понял монах свою ошиб­ку и раскаялся».

В подтверждение того, что Бог главнее всего смотрит на внутреннее молитвенное настроение души человека, старец го­ворил: «Пришел как-то к отцу игумену Антонию один больной ногами и говорит: батюшка, у меня ноги болят — не могу класть поклоны, и это меня смущает. Отец Антоний ответил ему: «Да уж в Писании сказано: Даждь ми, сыне, сердце твое, а не ноги».

Одна монахиня сказала старцу, что видела во сне икону Божией Матери и услышала от Нее: «Принеси жертву». Батюшка спросил: «Что же, ты принесла жертву?». Та ответила: «Что же я принесу? У меня ничего нет». Тогда батюшка сказал: «В псал­мах написано: Жертва хвалы прославит Мя (Пс. 49, 23)».

О силе крестного знамения передавал старец такой рассказ: «Любил один лишнее выпивать. В таком виде он где-то заблу­дился, и ему представилось, что кто-то подходит к нему, нали­вает из графина в стакан водки и предлагает выпить. Но вот заблудившийся предварительно, по своей привычке, осенил себя крестным знамением, и вдруг все исчезло, а вдали послышался лай собак. Пришедши в себя, он увидел, что забрел в какое-то болото и находится в весьма опасном месте, и если бы не лай собаки, не выбраться бы ему оттуда».       

О поживших во смирении и простоте: «Пришел один моло­дой человек в какой-то московский монастырь и стал просить настоятеля принять его в число братии. Настоятель же, смотря на его кротость, посоветовал ему лучше поступить в Оптину пустынь. Молодой человек послушался, прибыл в Оптину и немедленно принят был отцом архимандритом Моисеем, кото­рый сказал о нем старцу отцу Макарию. Поместили его отдель­но в письмоводительской. Послушник этот всегда держал себя как старец — в церкви стоял тихо, опустивши глаза, и со стро­гим благоговением и смирением; без благословения настоятеля из церкви не уходил. И вот когда он умирал, все улыбался». Тут батюшка еще прибавил: «Вероятно, ему было видение, и умер тихо. Избранники Божии всегда так, им особенно покро­вительствует Бог. Кто отдает себя Промыслу Божию, о том бывает особенное попечение Божие».

При разговоре о Дарьюшке-страннице старец, вздохнув, ска­зал: «Да, Господь почивает в простых сердцах. Золото везде видно и везде проглянет, несмотря даже на угловатость; а другой, как ни кудрявься, все золотом не будет». На замечание, что Дарьюшка хорошо умерла, батюшка сказал: «Оттого и кончина была хорошая, что жила хорошо. Как поживешь, так и умрешь».

О том, как трудно искореняются греховные навыки в чело­веке и как сильно действует на него пример других, старец го­ворил: «Как на пойманную в табуне одичалую лошадь, когда накинут аркан и поведут, она все упирается и сначала идет бо­ком, а потом, когда присмотрится, что прочие лошади идут спокойно, и сама пойдет в ряд; так и человек».

О сетях дьявольских.

«Паук ленивый сидит на одном месте, выпустит ниточку и ждет; как только попадается муха, сейчас и голову ей долой; а муха-то жужжит». При этом батюшка многозначительно прибавил: «За­жужжим! Так и враг всегда протягивает сети, как кто попадется, сейчас ему и голову долой». Затем старец обратился к кому-то и говорит: «Смотри, — не будь мухой, а то также зажужжишь».

Как же быть? - сам собою возникает вопрос. Человек не­мощен, а враги хитры.   

По этому поводу старец Амвросий, между прочим, переда­вал назидательный рассказ: «Какой-то отец послал своего сына в лес за делом, а сын и говорит: «Батюшка, как же я там буду один? Я ничего не знаю». — «Ничего, ступай, — ответил ему отец, — нужда всему научит». Он поехал, но вот в лесу сломались у него сани. Вспомнил он слова отца — нужда всему на­учит — и давай кричать: «Нужда!» А она отвечает ему: «А!» (эхо). Ждал-ждал он, кричал, кричал, но никто не пришел к нему на помощь. Тогда он слез, сам кое-как поправил сани, приехал к отцу и говорит: «Обманул ты меня, батюшка, ведь нужда-то не пришла мне на помощь». — «Да как же ты справился-то?» — «Да так уж, кое-как». — «Вот это-то самое, что ты кое-как справился, и означает, что нужда научила тебя, как поступить».

Вышел как-то старец в хибарку, чтобы преподать благосло­вение, и говорит: «У хозяина были гуси, он и ласкает их: те-жа, те-жа; а они все те же».

Был старец нездоров и на общем благословении сказал: «Ну уж меня сегодня прихватило! Если еще несколько раз так по­вторится, то едва ли долго проживу. Да ведь надо же когда-нибудь и на тот свет пойти». — «Только не теперь, батюшка, — возражают ему, — как же мы без вас останемся? Вам еще надо с нами пожить».

На это батюшка сказал: «Да с вами-то мне иногда уже очень трудно бывает. Вот я вас учил, кажется, все вам говорил, все­му учил, только не знаю, выучил ли чему-нибудь. Вот я и боль­ной задавал себе этот вопрос. По крайней мере, имейте мир между собою».

Нередко преподобный Амвросий говаривал на общих благо­словениях:

«Благое говорить — серебро рассыпать, а благоразумное молчание — золото».        

«Лучше предвидеть и молчать, чем говорить и потом раскаи­ваться».

«Вот я как бы закидываю удочку о многих концах и крючках. На каждом из них — добыча. Умейте только брать».

«Отчего человек бывает плох? Оттого, что забывает, что над ним Бог».        

«Кто мнит о себе, что имеет что, тот потеряет».       

«Люди с фарисейской правдой Царствия Божия не насле­дят. Правда наша в сем случае выходит кривда».

На вопрос из толпы слушавших: «Что это, батюшка, зна­чит?» — старец сказал: «Это те, которые молятся, творят мило­стыню». Лицо старца в это время было крайне серьезно.

Несравненно легче изучить дело, нежели его исполнить. Старец говорил: «Теория — это придворная дама, а практика — как медведь в лесу».

«Научить человека жизни духовной очень трудно. Это все равно, — продолжал старец в шутливом тоне, — что выучить мужика сказать слово «секретарь». Он все будет говорить «слекатарь». Ты говоришь ему: вот тебе рубль, скажи только: «секре­тарь», а он выговаривает по-своему: «слекатаръ». Ну, повторяй за мной: се. И тот говорит: се; кре — кре; тарь — тарь. Ну, говори теперь один раздельно: се-кре-тарь. Говорит не спеша: сле-ка-тарь».

Тут из толпы кто-то сказал: «Батюшка! Вы говорите часто притчами. Не знаешь, как понять».                            

Старец отвечал: «Свет разделен на умных и дураков. Вот со­шлись раз мудрый и дурак. Мудрый, подняв палец кверху, ука­зал на небо, а потом показал на землю, подразумевая при сем, что Господь создал небо и землю. А стоявший тут дурак объяс­нил себе действия мудреца по-своему: будто он ими подавал дураку такой намек — вот я тебя возьму за волосы, вздерну вверх да и брошу на землю. Тогда и дурак, в свою очередь, поднял палец, показал вверх, потом на землю и наконец про­вел еще рукой кругом, подразумевая при сем: а я тебя вздерну кверху, потом ударю оземь и оттаскаю за волосы. Мудрец же его движения понял так: Творец создал небо, и землю, и все окружающее».

«У нас и дурное, да хорошо. У нас и не мытое белье бывает
белым».                                                 

«Неисполненное обещание все равно что хорошее дерево без плода».

«Купить — все равно что вошь убить, а продать — все равно что блоху поймать».

 Объясняя псаломские слова: Горы высокия еленем, камень прибежище заяцем (Пс. 103, 18), старец говорил: «Елени, то есть олени, — это праведники на горах, то есть высоко стоят. А зайцы — грешники. Им прибежище — камень. А камень — это Сам Христос, пришедший в мир не праведных спасать, а грешных привесть на покаяние (см.: Мф. 9, 13).

Еще сказал: «Праведных ведет в Царство Божие апостол Петр, а грешных Сама Царица Небесная».

Говоря, что каждый человек причиной своих скорбей бывает сам, старец нередко повторял поговорку:

«Всякий сам кузнец своей судьбы».

«Напрошенный крест трудно нести, а лучше в простоте сер­дца предаваться воле Божией. Не попустит бо Бог искуситися паче силы, но сотворит со искушением и избытие (1 Кор. 10, 13). Егоже бо любит Господь, наказуем: биет же всякого сына, егоже приемлет... Аще же без наказания есте... убо прелюбодейчищи есте, а не сынове (Евр. 12, 6. 8).— И прибавлял: — В одном месте молились о дожде, а в другом — чтобы не было дождя; вышло же, что Бог хотел».

Одна в старости очень боялась поступить в монастырь и все говорила: «Не могу исполнить правил монашеских».

Батюшка ответил на это рассказом: «Один купец все так же говорил: то не могу, другое не могу. Раз ехал он по Сибири ночью, закутанный в двух шубах. Вдруг увидел вдали свет, точ­но огоньки мелькали. Стал всматриваться и заметил, что это стадо волков приближалось к нему. Спасения ждать было неот­куда. Он выскочил из саней и в одну минуту влез на близстоя­щее дерево, забыв свою старость и слабость. А после рассказы­вал, что раньше того он отроду не бывал ни на одном дереве. Вот тебе и не могу», — добавил старец.

Любил батюшка повторять псаломские слова: Мир мног любящым закон Твой, и несть им соблазна (Пс. 118, 165).

На жалобы сестер, что досаждают им, укоряют или даже бранят, батюшка обыкновенно отвечал: «Благословляющие уста не имут досаждения».

Любя сам простоту, говорил еще: «Где просто, там Ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного».

Одной бывшей при каком-то видном послушании монахи­не, когда она пожаловалась старцу, что ее бранят, он сказал: «Кто нас корит, тот нам дарит, а кто хвалит, тот у нас крадет».

Еще другой знакомой монахине, жаловавшейся на скорби, отвечал:

«Если солнце всегда будет светить, то в поле все повянет, потому нужен бывает дождь. Если все будет дождить, то все попрет, потому нужен ветер, чтобы продувал. А если ветра не­достаточно, то нужна бывает и буря, чтобы все пронесло. Че­ловеку все это в свое время бывает полезно, потому что он из­менчив». Тогда ни она, ни я, грешная, не поняли слов старца. А ей это было предсказанием и замечательно исполнилось.

Одной начальнице монастыря на ее слова, что народ, посту­пающий в обитель, разный,— трудно с ним, — батюшка сказал: «Мрамор и металл — все пойдет.— Потом, помолчав, продол­жал:— Век медный, рог железный кому рога не сотрет. В Свя­щенном Писании сказано: роги грешных сломлю, и вознесется рог праведного (Пс. 74, И). У грешных два рога, а у праведного один — это смирение».

Еще старец говорил:
«Оборвешь лычко, потеряешь ремешок. Покойный Государь Петр Великий любил петь на клиросе. Был при нем один диа­кон с хорошим голосом, но такой застенчивый и так боялся Царя, что Государь всегда понуждал его петь. Потом уже диа­кон так привык, что своим голосом покрывал голоса всех пев­цов и даже голос самого Государя. Тогда Петр Великий стал дергать его за рукав, чтобы остановить, но не тут-то было. Го­сударь дергает, а тот пуще орет».

Тут же батюшка рассказал еще о себе: «Когда я был малень­кий, очень любил стегать одну лошадку в конюшне у отца. Она была смирная. Но мать моя предостерегала меня: оставь! А я все не слушался: подползу к ней и все ее стегаю. Она же все терпе­ла, да как вдруг ударит меня задней ногой, так и вырвала у меня кожу на голове, и до сих пор знак есть». При сем батюшка пока­зал на свою голову. Кому это говорилось, тот и понимал.

На вопрос кого-то из толпы: сколько раз надо есть в день, — батюшка ответил примером: «Спасался в пустыни один старец, и пришла ему в голову мысль: сколько раз надо есть в день? Встретил он однажды мальчика и спрашивает его о сем, как он думает. Мальчик ответил: «Ну, захочется есть — поешь». — «А если еще захочется?» — спросил старец. «Ну так еще поешь», — сказал мальчик. «А если еще захочется?» — спросил старец в третий раз. «Да разве ты осел?» — спросил в свою очередь стар­ца мальчик. «Стало быть, — добавил батюшка, — надо есть в день два раза».